|
|
Человек
- Подробности
-
Опубликовано: 27.07.2018 19:51
Быль
Алексей Сутурин, фото автора
Года три назад, летним днем, проходя мимо и уже в самом конце дальней улицы умирающего поселка с названием Торфопредприятие, потянуло меня поговорить со этой старушкой, кормящей своих кур. Были они за шатким и старым забором с почерневшими, кривыми досками. И все хозяйство было старым и полуразвалившемся. На четверть ушедшая в землю избушка с пристройками-сарайчиками, старая хозяйственная утварь по возрасту под стать самой старушке, дворовая, истоптанная земля без тропинок и дорожек со следами давнего дождя и засохшими отпечатками галош. Весь этот быт существует в пяти километрах от московской кольцевой автодороги. Да, конечно, не такая, уж, и редкость, но все-таки…
- Здравствуйте! Как вы поживаете? – спрашиваю ее.
- Слава Богу, поживаю, - не то чтобы неприветливо, но с некоторым напряжением отвечает она. – Ноги, вот, только сильно болят. А там дочка, - продолжила старушка, показывая на приятный дом напротив за высоким плотным забором, где она, по всему, живет под присмотром родных.
- А зовут-то вас как?
- Тетя Маша.
И так каждое лето, подойду, поздороваюсь, спрошу про ноги. Она ответит: «Хррреново», выделяя особенно и с натугой свою сонорную «р».
На днях пошел я в ту сторону с одной целью – подробно поговорить с тетей Машей о житье-бытье в поселке с типичным для середины прошлого века названием от советской промышленности. И вот, что сложилось из нашего разговора и коротких встреч.
1947 год. Деревенская девушка Маша приехала из Курской области в этот большой барачный поселок сезонницей, на летнюю вахту собирать и вывозить высушенный торф разрабатываемого яузского болота, что по южной границе подмосковного Калининграда, то есть нынешнего Королева. Был здесь когда-то, можно сказать, проездом «всесоюзный староста», и таким образом советская власть отметила его рядовое передвижение, совсем не похожее на трудные сезонные дороги русского колхозника.
Надо сказать, что сезонники, вахтовики уже пару столетий российской истории оставляли свои весомые следы на бескрайней родимой земле, по большей части в центральных областях страны, в разные исторические эпохи разными путями. Странно сказать – и родной, и чужой. Чужой - потому что дальней от родового гнезда, маленькой деревушки, где крепкими кандалами когда-то держала их барщина, а потом колхоз. С 1933 по 1974 год паспорта им были не положены, а получить справку от правления на выезд можно было, чаще всего, только по вахтовым делам. Да еще молодые парни с радостью уходили служить в ряды Советской Армии, чтобы по окончании срока службы, остаться на сверхсрочную либо завербоваться на великие стройки советского комсомола и коммунистической партии подальше от колхозного рабства. А девушки еще вербовались по лимиту на ткацкие, швейные и иные фабрики, где нормальный человек добровольно никогда бы работать не стал. И там в относительной мере самому распоряжаться своей судьбой.
Я видел этих девочек в середине 70-х на ткацкой фабрике «Пролетарская победа», когда работал корреспондентом мытищинской районной газеты «За коммунизм». Мне назначили писать о ткачихах, о социалистическом соревновании, в котором участвовали молодые женщины за достойную встречу очередного съезда КПСС.
К слову сказать, я воспитывался в семье с весьма коммунистическим представлением об окружающем мире – мой дед был красным комиссаром партизанского отряда и парторгом забайкальской коммуны «Равенство», а в незабвенном 37-м застрелился после того, как в НКВД его пытались заставить написать донос на своего боевого командира. Но память о коммуне осталась у моей мамы, и она говорила, что если бы не разница во времени, она бы сказала, что Чернышевский написал сон Веры Павловны, побывав у них, настолько там было все дружно и весело…
В общем, были в том времени и светлые минуты, и черные дни. Но кто-то жил, а кто-то выживал. Но там, на «Пролетарской победе» я увидел (и моя душа закровоточила!) очень конкретную жизнь фабричных девушек, оторванных от корней, у которых не было совместного хозяйства, дома и общих целей кроме построения коммунистического общества, и оплаты за изнурительный и опасный труд: представьте грохот станков по ушам и голове, а устанешь и руку в станок засунешь… Да, бывало это с ними.
Лишь в 1974 году советским колхозникам выдали паспорта, но справка от правления на свободу и какое-либо перемещение по стране все равно требовалась, без нее на работу в городе не принимали.
Тете Маше повезло. Или не знаю, как еще сказать. В поселке она вышла замуж, предприятие дало молодоженам бесплатное жилье. И так, похоже, все последующие годы, до сего дня она здесь.
- Тетя Маша, как же вам работалось?
- Как на каторге, - ровным голосом произносит она.
Я постарался представить себе этот труд по ее рассказу. Работник гонит тележку по периметру, и в нее (надо успеть!) кидают лопатами торф сотоварищи. Работа потогонная и строго учитываемая. Полные тележки загоняют по мосткам в вагонетки, которые после погрузки уходят дальше по узкоколейкам. Узкоколейных путей было на Торфопредприятии, наверное, несколько десятков километров, часть уходила в сторону станции Подлипки, а часть перегружалась на широкую колею в поселке. Здесь отбывали вахту сотни сезонных рабочих из колхозов Центральной России.
«Ноги болят, ноги болят!». Да, понятно, как-жива-то осталась?
Современным молодым парням и девушкам с гаджетами в руках понять это трудно, а порой и просто невозможно. Только где-то в конце 60-х годов прошлого века, а полнее – в 70-х – стало в социуме формироваться понимание того, что человек вправе сам отвечать за свою жизнь и выбор пути. Если, конечно, способен на это! А без понимания того времени, уж, совсем нельзя понять, как мы победили в Великой Отечественной войне и восстановили промышленность и города в послевоенные годы. Слово «надо!» сегодня не проходит, кто же будет напрягать свое молодое тело за две копейки.
Хорошо это или плохо, пусть каждый решает сам, но и забывать о тех людях и о том времени не по-человечески. Это были другие люди, которые с сожалением и с доброй завистью, а нередко и с раздражением смотрят на нас.
Да, я тогда только в школу пошел.
- Подробности
-
Опубликовано: 30.09.2017 13:02
В районе Воскресенск-Егорьевск в Подмосковье под ногами уникальные залежи фосфоритов, которые при минимальной подготовке и переработке превращаются в минеральные удобрения для сельского хозяйства
Похоже, что это последний экземпляр уникальной немецкой машины и для России, и для Европы. Собран этот абзетцер в 90-х годах прошлого века на Лопатинском фосфоритном руднике, что расположился между Воскресенском и Егорьевском, если точнее о руднике, промышленная разработка карьеров началась здесь еще в Советском Союзе в 30-х годах. Абзетцер собрали прямо на площадке, привозили в ящиках. Однако эта история более-менее известна широкому кругу специалистов и обывателей. Интересней, что там сейчас.
Мы с другом добрались в эти места на авто на этой неделе, в будни. Оставили машину у контрольного пункта и дальше пошли вдоль железнодорожного пути к карьеру. Было тихо и сухо, под ногами красивыми разливами, полосами лежал золотистый песок, по сторонам – ельники, сосняки и березняки, часто перемешанные друг с другом.
Если Вы являетесь подписчиком журнала Агроновации и системные риски, пожалуйста, введите в правом верхнем углу логин и пароль.
Если Вы хотите подписаться на журнал Агроновации и системные риски, пожалуйста, обратитесь в редакцию.
- Подробности
-
Опубликовано: 12.07.2017 18:21
О преступной селекции Борщевика, который еще не так давно входил в реестр сельскохозяйственных культур и в середине прошлого века культивировался в качестве корма для скота и защиты сельхозугодий в сфере агропромышленного комплекса, а сегодня угрожает биоразнообразию сельских и природных территорий России
Алексей Сутурин, фото и стихи автора
Когда-то, лет двадцать назад, брошенные сельхозугодия и фермы от Прибалтики до Сахалина начал завоевывать Борщевик Сосновского. Он вырвался с опытных делянок и полей незадачливых селекционеров, семенами, уносимыми ветром в огромном количестве. Цветет он в этом году яростно, только недавно узнал, что одно растение может дать в сезон до 100 000 семян. Была надобность, сходил с друзьями в урочище Нехлюдов рукав, по дождю, через лесные завалы...
Вот, здесь еще цветет ирис болотный, а по берегам ручья, первого притока подмосковной Яузы, Борщевик Сосновского, гадина ядовитая. Ирис болотный радует глаз только на несколько мгновений, потом разум занимает этот массив самого опасного сорняка. В этом году Борщевик особенно опасен, две недели назад где-то струя его сока меня уже обожгла по правой руке, теперь медленно заживает... Сок фототоксичен. Ультрафиолет солнца как бы запускает процесс химического отравления, появляются волдыри.
Много влаги в почве - много сока у растения. Окропило прямо струей. В прошлые годы так не случалось, и ожогов не было, когда его рубил ножом. Очень он ядовитый сегодня. А в эти дни началось уже созревание плодов, которое продлится до сентября. Семена упадут, унесенные ветром, на новые земли, и могут пролежать там до 12 лет до приемлемой погоды. Ну, и как с ним бороться? 12 лет перепахивать землю? Семена в соцветиях советуют сжигать. Это вроде самый надежный способ уничтожения. Можно еще подрубать каждое растение еще до цветения на глубину 10-15 сантиметров с тем, чтобы отрезать такую бобышку в корне. Если выше нее, то растение в этот же сезон даст новые цветы и семена. А если ствол будет висеть буквально на волоске, растение и в этом случае даст потомство. Что-то жуткое... Будто инопланетяне залетели из далеких миров.
Но это не так. Все проще. Памятник нашему идиотизму селится сегодня везде, где влага и солнце. Впервые Борщевик Сосновского описали в 1944 году. Кстати, сам выдающийся ученый, исследователь флоры Кавказа Дмитрий Иванович Сосновский к селекции растения не имеет никакого отношения, это просто в его честь селекционер И.Манденова назвала гадину его именем. Потом выделенный вид стали культивировать на корм скоту, а также как декоративное растение и как защитное по краям сельхозугодий.
Правда коровы не стали его есть, они же не дуры такими ядами питаться. В качестве декорации его можно оставить только за железным забором. А на брошенных сельхозугодиях и вдоль шоссе и железнодорожных путей, среди камней он сам прекрасно растет. Где поселился Борщевик Сосновского, там уже другие травы и цветы не конкурентоспособны, под ним ничего не растет. Высотой растения могут доходит до трех метров. Вот она, угроза подмосковному и российскому биоразнообразию! И человеку. Свыше 80 процентов ожогов тела человека могут привести к его смерти, попадание в глаза сока - к слепоте. Ну, выжжет глаз, попросту говоря.
По памяти, аж, до 2012 года Борщевик Сосновского входил в реестр сельскохозяйственных растений. По закону с ним нельзя было бороться. Теперь будем расхлёбывать эту биологическую атаку. Как всегда, государство с проблемой не справится без добровольцев. Возможно, кто-то откроет волонтерское движение по уничтожению Борщевика Сосновского. Возможно, это нужно сделать, и, похоже, совместно с Россельхознадзором и Роспотребнадзором, с региональными лесниками и местными фермерами.
Жизнь уже заставляет...
И напоследок - самая жуть мутагенная. Сок борщевика Сосновского обладает патогенными свойствами и даже в отсутствие ультрафиолета солнца он способен вызывать грубые нарушения структуры хромосом, так называемые хромосомные аберрации, то есть сок борщевика Сосновского вызывает мутагенный эффект.
Такая вечная борьба добра и зла. Вот, как в этом моем стихотворении октября прошлого года -
Наоборот
Как-то тихо и красиво,
В жизни так бывало встарь,
Плыл по небу не спесиво
Не стреноженный бунтарь.
Сыпал с выси предпочтенья,
Сеял точные слова.
Для людей иль для прощенья,
То не ведает молва.
Сердцем слушали собрата,
У кого жива душа.
Вот, растрата так растрата!
Вся с прибытком. Хороша…
Кто не слушал, тот иначе
Тесто мнет и ухо трет.
Но не в этом суть. Тем паче
Трудно плыть наоборот.
Предпочтенья и желанья.
Что еще сведет людей
Для последнего признанья
И для песен без идей.
Ты такой, а я похуже.
Я иду, а ты сидишь…
Ты сидишь в весенней луже,
Я иду по краю крыш.
Нас не трогает смятенье,
Не стреножила молва.
Небо шлет приобретенье,
С неба сыплются слова.
Оседает гром у леса,
В серебре лежит трава.
Не позвали только беса,
Чтоб не множилась молва.
И опять шаги по небу,
С громом вдаль ушел бунтарь.
Слово не заменишь хлебом,
Хлебом не унять алтарь.
- Подробности
-
Опубликовано: 25.04.2017 15:10
Как еще можно вникать в агротехнологии, если не по учебникам
Есть такой подмосковный овал, бугристый и извилистый, а внутри пойма Яузы, где когда-то добывали торф. И я сделал то, до чего никак не мог добраться, а именно обойти пойму Яузы по кругу. А это значит, по проспекту Королева подмосковного Королева надо выйти на полицейскую автодорогу Акуловского водоканала перейти в пойму ручья Нехлюдов рукав и по нему дойти до поселка Мытищинский водоканал, того, откуда начинался в конце 18 века Екатерининский водовод.
По мосту водовода перейти пойму Яузы в поселок Дружба, что у Москвы в начале Ярославки. Повернуть налево по северу поселка вдоль поймы.
А дальше самое интересное. По пути есть лосиная ферма или питомник (вообще-то оленья, я их там, пятнистых оленей, видел два года назад, уже в глубоких сумерках, поэтому фотографировать было бесполезно). Кстати, удивительное рядом - недалеко расположился склад динамита, вроде, для Московского метрополитена. Или артиллерийский склад, созданный еще в царское время? Я как-то, лет десять-пятнадцать назад вышел на него, так меня чуть не скрутили, только журналистское удостоверение спасло... Потом я довольно мило побеседовал с лесником, рядом со складом динамита есть лесничество.
Дальше - рыболовная база, охраняемая и обслуживаемая на самом деле приветливыми молодыми людьми, с характерными чертами северокавказского типа и много отдыхающих, есть даже с удочками. Сюда ведет асфальтированная дорога от МКАДа. Вообще-то в Лосином острове немало асфальта.
Далее - лесная дорога, тихая и немного сырая. Она идет вдоль поймы Яузы, склон к реке довольно сильный, он разжижен многочисленными ключами, если пойти вниз, ноги будут сильно вязнуть в мокром, черном грунте, почти торфяном... Мечта огородника, увлекающегося агротехнологиями и всякими там рисками. И чего только, каких микроэлементов нет в этом субстрате? Только из таблицы Менделеева здесь несколько десятков элементов: кремний, кальций, железо, алюминий, фосфор, калий, натрий, магний, медь, германий, молибден… Ну, хватит уже.
Вот в этом лесном массиве, и одновременно торфяном болоте, в этой экспериментальной природной лаборатории я и встретил в этот раз олений выводок из 20-30 особей. До чего ж красивые, цвет изумительный, такой коричневато-серый и серебрится в лучах солнца, доставших их сквозь листву и деревья.
Итак, я шел по лесной дороге, и у меня зазвонил телефон. Я только его достал и ответил моему немного поддатому школьному другу, как передо мной (а фотокамера была до звонка на изготовке!) начали перепрыгивать дорогу группы молодых оленей. Одна группа - я разинул рот и застыл от внезапности и красоты момента. Вторая группа - я бросил телефон. Третья - рука на спуск... но почти не успел, ушли за деревья и кусты... Адреналин зашкаливал. Очень хотелось ругаться матом на достижения мобильной связи. Я пошел (тихо не получалось) за выводком, один раз догнал, а потом они драпанули по лесу, я пытался их достать фотокамерой (не такие, уж, они были пугливые!), даже небольшое видео сделал, но дальше дело не пошло...
Уже не торопясь, вернулся на лесную дорогу, временами переходящую в извилистую тропу, кстати, отмеченную местами краской, лентами и бумажками заботливыми велосипедистами, поскольку здесь проходит давний балашихинский маршрут для велопробега. Следов шин много, но никто из велотуристов мне в этот раз не встретился.
Далее - поселок Погонный, его даже на карте сейчас нет (где когда-то была главная контора торфоразработок, а сейчас осталось пара домохозяйств, на одном доме есть номер, кажется, 206... а все остальные не сохранились. Отсюда когда-то уходила узкоколейка до Ярославской железной дороги.
Потом воинская часть, о ней много чего можно сказать, но не буду, ну, правда, что можно сказать о воинской части, которая отгородилась бетонным забором посреди болота?, потом странный недешевый дачный поселок, у которого нет названия, кроме номера переключателя Акуловского водоканала, потом опять полицейская канальская автодорога, пара пропускных пунктов для автовладельцев на колесах, пропуск можно купить весьма свободно (но стали тормозить и пешеходов... идешь молча и не обращаешь внимание на крики "Эй, уважаемый!" молодца с короткоствольным автоматом, типаж которого очень подходит для фотопортрета героя Росгвардии)... И уже ночной город... Я дома. Совсем не устал, болит (жжет огнем!) только одна тысячная часть тела - подошвы ног...).
Так, вот, теперь я знаю, сколько на эту прогулку надо времени, если в кроссовках и без отдыха - 8,5 часов пешего хода. В сапогах по торфу, конечно, дольше.
Алексей Сутурин, фото автора.
- Подробности
-
Опубликовано: 25.12.2010 16:09
* * *
Будет утро — мы встретимся в храме,
На рассвете случайного дня.
Приложась к зацелованной раме,
В отраженьях увидишь меня.
Как в худом я копаюсь кармане
Как случайную мелочь плачу,
Задрожит оробевшее пламя
И свеча поцелует свечу.
Пред распятием вставшие рядом,
И зашедшись горячей слезой,
Будут свечи мучительно рады
Нашей встрече случайной с тобой.
И руки не посмевши коснуться,
И поднять не осмелившись взгляд,
Жадно смотришь, как свечи сольются
Воедино, когда догорят.
Будет зарево в небе морозном
Пахнуть ладаном сладко, как встарь,
Будет бить в потускневшую бронзу
Захмелевший от счастья звонарь.
Ирина Суглобова
Еще статьи...
|
|
